Но Эс не ответила. Она выпрямилась и схватила Рона за руку.
— Послушай, Рон, как могла мисс Хортон говорить с тобой по телефону минуту назад и тут же оказаться с Тимом у нашего дома?
— Черт бы меня побрал, да! Тим, звонила нам мисс Хортон только что, перед тем как привезти тебя?
— Да, пап. У нее в машине есть телефон.
— Фу-ты, ну-ты. Похоже, что меня дурачат, дружок.
— Но у нее есть телефон в машине! — возмущенно воскликнул Тим. — Она сказала, что ее боссу, мистеру Джонсону, иногда нужно с ней срочно поговорить.
— А почему же она не могла зайти на минутку и поговорить с нами лично, если она была рядом? — ухмыльнулась Дони.
Тим нахмурил брови:
— Не знаю, Дони. Может, она стесняется, ну, как я?
Рон внимательно и удивленно смотрел на Тима, но молчал, пока Тим не ушел спать. Затем он сбросил ноги с дивана и сел так, чтобы видеть одновременно жену и дочь.
— Мне это кажется, девочки, или Тим стал умнее? На днях мне показалось, что он начал употреблять какие-то мудреные слова, как бы грамотные.
Эс кивнула:
— Да, я тоже заметила.
— Я тоже, папа. Очевидно, мисс Хортон учит Тима.
— Ура, и дай Бог ей счастья! — сказала Эс. — У меня никогда не хватало терпения, да и у учителей в школе — тоже, но я всегда думала, что Тим может учиться.
— Ой, не ерунди, мама! — огрызнулась Дони. — Скоро ты ее начнешь называть «Святая Мария»!
Она резко поднялась.
— Раз у вас нет другой темы разговора, как о хорошем влиянии этой женщины на Тима, я пойду спать!
Рон и Эс остались одни, взволнованные и расстроенные.
— Знаешь, Рон, я думаю, Дони немного ревнует Тима к мисс Хортон, — наконец сказала Эс.
— Но почему, черт побери, ей надо ревновать?
— Не знаю, милый. Иногда женщины такие собственницы. У меня такое чувство, что Дони сердится, потому что Тим теперь не торчит здесь, как раньше.
— Но она должна бы быть рада! Она всегда ныла, что Тим болтается под ногами, и, кроме того, чем старше она становится, тем больше у нее своей личной жизни.
— А знаешь собаку на сене?
— Ну, ей придется стерпеть. Я так очень рад, что Тим занят мисс Хортон, а не слоняется здесь и не ждет, пока Дони придет домой.
На следующий день Рон, как обычно, встретился с сыном в «Прибрежном». Домой они шли в наступающей темноте, дни становились все короче.
Когда они подошли к задней двери, Эс ждала их со странным выражением на лице. В руках у нее была тонкая, ярко раскрашенная книжка.
— Тим, дорогой, это твое? — тонким голосом вскричала она. Глаза ее горели от восторга.
Тим взглянул на книжку и улыбнулся, как будто вспомнив что-то приятное:
— Да, мам. Мэри мне ее подарила.
Рон взял книжку, перевернул ее и посмотрел на заглавие.
— Котенок, который думал, что он мышка, — прочитал он медленно.
— Мэри учит меня читать, — объяснил Тим, удивляясь, что могло привести родителей в такое волнение.
— И можешь что-нибудь здесь прочесть?
— Немного. Это очень трудно, но не так трудно, как писать. Но Мэри не сердится, если я забываю.
— Она что, и писать тебя учит, дружок? — спросил Рон, едва веря своим ушам.
— Да. Она пишет слово, а я его переписываю, чтобы оно было таким же, как у нее. Сам я еще не могу писать, — он вздохнул. — Это гораздо труднее, чем читать.
Пришла Дони, и родители, совершенно не обратив внимания на ее необычную взволнованность, потащили ее к Тиму.
Он прочел страницу, не слишком путаясь и запинаясь, и когда он кончил, они все закричали и зааплодировали, похлопывая его по спине и ероша волосы. Выпятив грудь, как зобастый голубь, он гордо прошагал в свою комнату, благоговейно держа книжку и улыбаясь. За всю свою жизнь он не знал более прекрасного мига! Он им понравился, по-настоящему понравился, заставил их гордиться им, как они гордились Дони.
После того, как Тим ушел спать, Эс подняла глаза от своего бесконечного вязанья.
— Как насчет чайку, отец? — спросила она Рона.
— Хорошая мысль, мать. Пошли, Дони, пойдем с нами на кухню, будь хорошей девочкой. Что-то ты сегодня какая-то не такая.
— У меня найдется кусочек фруктового кекса с апельсиновым желе или кремовый пудинг, сегодня купила у Джунго, — объявила Эс, расставляя посуду на кухонном столе.
— Кремовый пудинг! — хором воскликнули Рон и Дони.
В воздухе чувствовалась приятная прохлада, был конец апреля, жара уже схлынула, в Австралии наступала осень. Рон встал и закрыл дверь на улицу, потом погнался за огромным мотыльком, настиг его у стекла и прихлопнул свернутой газетой. Он упал, окутанный облаком золотистой пыльцы, покрывавшей его крылья. Рон поднял бабочку, все еще отчаянно машущую крыльями, отнес в ванную и спустил в унитаз.
— Спасибо, пап, — сказала Дони, с облегчением вздохнув. — Я терпеть не могу этих чертовых существ, лезут в лицо. Я всегда боюсь, что они попадут в волосы или еще куда.
Он засмеялся:
— Вы, женщины, боитесь всего, что летает или ползает.
Он взял огромный кусок кекса и засунул почти весь в рот.
— В чем дело, Дони, дорогая? — прошамкал он с полным ртом, слизывая крем.
— Ничего, ничего, — ответила она, отделяя вилкой маленькие кусочки сладкого и отправляя их в рот.
— Ну, малышка, не дурачь старика, — сказал он более отчетливо. — Давай выкладывай! Чего хандришь?
Дони положила вилку, нахмурилась, затем подняла свои большие блестящие глаза. Они смягчились, когда она посмотрела на отца. Она искренне была к нему привязана.
— Если тебе надо знать подробности, то мне стыдно. Когда я пришла сегодня вечером, у меня для вас была новость, а когда увидела, что Тим стал центром внимания, то немного взревновала. Это было отвратительно. Бедный парень! Всю жизнь я его оттесняла. А сегодня, когда он смог что-то, нам показать, вы были горды им, а я разозлилась потому, что он испортил мне радость.
Эс потянулась и похлопала ее по руке:
— Не расстраивайся, дорогая. Тим не нарочно так сделал. Ты хорошая девушка, Дони, и у тебя доброе сердце.
Дони улыбнулась, и вдруг она стала очень похожей на Тима, и сразу стало ясно, почему у нее так много кавалеров.
— Да, моя старушка! Всегда ты найдешь, как утешить, всегда скажешь что-то приятное, что успокоит, и раздражение пройдет.
Рон засмеялся:
— Всегда скажет что-то приятное, если только не набрасывается на меня. Старая ты карга, а, Эс!
— А что ты можешь ожидать, когда бываешь пьян, как сапожник?
Все засмеялись. Эс на дно каждой чашки налила молока и крепкого, черного, как кофе, чая. Положив сахару, каждый выпил свою чашку, и только после второй они возобновили разговор.
— Что ты хотела сказать нам, Дони? — спросила мать.
— Я выхожу замуж.
Воцарилось гробовое молчание. Наконец Рон со стуком поставил чашку на блюдце.
— Ну и новость, — сказал он. — Ну ты даешь, как бомбу взорвала! Никогда не думал, что ты вот так — раз! — и выйдешь замуж, Дони. Да, дом без тебя будет пустой!
Эс ласково посмотрела на дочь.
— Ну, дорогая, я знала, что это скоро случится, и если ты так хочешь, я рада. Правда рада. А кто парень?
— Мик Харрингтон-Смит, мой босс. Они вытаращили глаза.
— Это тот, который считает, что удел женщины — кухня, а не исследовательская работа?
— Да, это он! — радостно ответила Дони и улыбнулась. — Я думаю, что он решил жениться на мне потому, что это единственный способ вытащить меня из лаборатории и водворить на кухню, где мне и место.
— Трудновато тебе с ним будет, а? — спросил Рон.
— Иногда. Но если знать, как с ним обходиться, то ничего. Самый большой его недостаток — это то, что он сноб. Я знаю таких: королевский колледж, дом в Поинг Пайпер, предки — первые переселенцы — не каторжники, конечно, иначе семья в этом бы не призналась. Но я отучу его от этого со временем.
— А как получилось, что он женится на такой, как ты? — ехидно спросила Эс. — Мы не знаем, кто были наши предки. Скорее всего воры и головорезы, а улица наша не самая шикарная в Сиднее, да и школа твоя была не самая модная.